Журнал «Юность» - Журнал `Юность`, 1973-2
— Молоть тебе как — крупно или мелко?
Жакил вздрогнула. Сарыкыз так долго потирала свой лоб и переносицу, что этот вопрос прозвучал неожиданно. Растерявшись, Жакил ответила:
— Мели крупно!..
— Крупно? Ну, чудачка, первый раз слышу: мели крупно!
Жакил опомнилась, ей стало неловко за свою растерянность:
— Ой, конечно, мелко…
Торайым покрутила деревянное колесико со стертыми зубцами, натягивая шнур из сыромятной кожи, — мука стала сыпаться медленнее, зато была мелкая, словно сеяная.
— Вот ты какая! — снова осмелела Жакил. — Хорошо работаешь. Если б ты родилась мужчиной, наверное, смогла бы прокормить целый аил.
— А ты думаешь, девушка на это не способна? — серьёзно спросила Торайым. — Подожди, ты ещё увидишь на моей груди Золотую Звезду, какую носит табунщик Шаршен из Тегерека. Запомни мои слова!
Табунщик Шаршен, живший в аиле Тегерек, был первым в долине, кто стал Героем Труда. Его имя знали во всей округе. О нем говорили:
— Табунщик, а стал видным человеком.
— Звезду ему вручали в самой Москве.
— Даже райком считается с его словами.
С той поры аил Тегерек называется не иначе, как «аил, откуда вышел Герой». Этим гордились все тегерекцы, даже мальчишки задирали носы, будто они сами были героями.
Председателем там когда-то работал Матай. Он всегда разъезжал на ходке, похожем на тачанку, которую, словно ураган, носил бешеный гнедой жеребец с белой звездочкой на лбу. Теперь Матай уже не председатель, но все ещё считается важным человеком и не расстается со своей «тачанкой».
Вот эта «тачанка» и подкатила к мельнице.
Дверь с легким скрипом приоткрылась, словно её отворил не человек, а дуновение ветра. В дверь просунулся усатый джигит в белом, расшитом узорами, с чёрной окантовкой колпаке. За ним показался второй, низкорослый, с крупными бородавками на щеках.
— О-о! — протянул усатый, увидев на полке, у чанака девушку, сидевшую по-мужски — ноги калачом. — Что я вижу!..
Торайым ничего не ответила, только окинула незнакомых парней холодным взглядом.
— Эй, кыз, — требовательно сказал усатый, — скажи, смолото ли наше зерно?
— А справка у вас есть? — невозмутимо спросила Торайым, не меняя своей позы.
— Какая справка?
— Чьё зерно?
— Чье же… Матая.
— Вот и давайте справку, что зерно Матая.
— Карындаш(Карындаш — вежливое обращение к девушке, молодой женщине). — деланно смягчил голос усатый, — Вы с нами так не шутите.
— Я не шучу.
— Вот наши мешки! — обрадованно сказал низкорослый. — Я их сразу узнал, — он пощупал один мешок. — Мука… Всё готово.
— Если наши, давай грузить.
Усатый подошел к мешкам, потрогал завязки.
— Без справки вы муку не получите! — поднялась Торайым.
— Карындаш, я же сказал, не шутите так с нами… Берём этот мешок! Не разевай рот, видели мы таких… — сказал усатый своему напарнику.
Торайым спрыгнула с полка, схватила тяжелое стальное зубило, которым мельник правил жернова, оттолкнула усатого от мешков, замахнулась:
— Уходите отсюда!
— Ты чего? Спятила? — опешил усатый.
— Прочь с мельницы!
Размахивая зубилом, Торайым начала теснить парней за порог. Вытолкав их на улицу, к «тачанке», она задела колпак усатого — колпак слетел с головы, — захлопнула дверь, повесила замок и спокойно повернула два раза ключ. И так же спокойно, даже степенно, пошла к дому.
— Никто не видел? — спросил усатый, оглядываясь по сторонам и отряхивая пыль с колпака.
Напарник словно ничего не слышал, он оцепенело проговорил:
— Вот это девчонка!.. Аксакалы рассказывали…
Были сильные девушки. Как мужчины, сражались, стреляли из лука. Носили тяжелые доспехи, защищали свое племя… И вот… Я видел такую девушку своими глазами.
— Своими глазами! — рассердился усатый. — Аксакалы узнают об этом, позор нам! Они окунут нас в воду и повесят сушиться на тополе. Я спрашиваю: никто не видел?
— Вроде никто… — сказал напарник не очень уверенно.
Старый мельник пришел домой с колхозного тока к вечеру, только прилёг на кошму отдохнуть, как жена из кухни сказала:
— Отец, кто-то на улице тебя спрашивает.
— Кто? Скажи, пусть заходят в дом.
В комнату вошли двое — люди Матая, усатый и низкорослый.
— Проходите, джигиты.
Парни топтались у порога.
— Мы и здесь постоим… Если наше зерно смолото, мы бы хотели забрать муку.
Из дальней комнаты вышла Торайым. Она безразлично посмотрела на гостей, словно видела их в первый раз, и затем, независимо повернувшись, ушла в свою комнату.
Мельник по замешательству парней, по тому, как дочь вышла из комнаты и молча ушла обратно, начал догадываться о том, чего опасался утром.
— Так смолото ваше зерно?
— Кажется, смолото… Не знаем, аксакал.
Мельник нахмурился, над его глазами, в которых еще сохранился живой блеск, нависали мохнатые седые брови.
— Эй, Торе! — позвал он дочь.
Простодушный взгляд Торайым встретился с тревожным взглядом отца. Этот взгляд человека, прожившего долгую, сложную жизнь, говорил: «Дитя моё, пойди на мельницу, отдай им муку. Неловко будет перед Матаем». А взгляд дочери, которая только начинала жизнь, начинала открывать для себя большой, сложный мир, говорил: «Не пойду! Таких зазнаек надо проучить». Но, чтобы успокоить отца, она просто сказала:
— Пусть мама сходит с ними на мельницу.
Мать, сняв передник, вышла из дома. Мельник вздохнул, словно сбросил с плеч тяжелый мешок.
— Передайте Матаю от меня салам. Пусть приезжает в гости.
А сам подумал: «Что с Торе?.. Да ничего… Взрослой стала дочь».
2
Так провела Торайым свои юные годы. Детство распрощалось с ней, спряталось в густых травах за пригорками, за красной скалой, в диком тугае — среди зарослей облепихи, боярышника и смородины. Оно, это детство, было быстротечным и шумным, как река, воды которой вращали мельничное колесо, двигали жернова. Самым ярким впечатлением юной поры для Торайым была всегда желанная ей картина, видение — её мечта: красная скала над зелёной долиной, Торайым поднимается на скалу, вскидывает руки и летит над землей, и ей открываются широкие дали, сверкающие под солнцем.
Она и не представляла, что её жизнь может круто повернуть в другую сторону — неведомую, неиспытанную…
Но это произошло. Вероятно, это неизбежно в жизни каждого.
Она купалась на озере, где редко кто бывал, кроме неё, и вдруг — она даже зажмурила глаза: верить или не верить — увидела парня… Он стоял на берегу и, прикрываясь от солнца пучком пушистого ковыля, смотрел не на озеро, а на горы. Кто он?
Откуда? В аиле не было такого. По всему видать, он издалека.
Она спряталась в камыши и, затаившись, наблюдала за незнакомцем. Парень как парень. Высокий, крепкий, жесткие волосы падают на лоб. Но чем он так сразу её встревожил? Она этого не знала. А может, не успела осознать. Он, прямой, неподвижный, смотрел на красную скалу.
Парень поднёс к губам пучок ковыля, подышал запахом степной травы и пошел к предгорьям.
А вечером она узнала… Парень приехал в гости к Урие. Он какой-то дальний родстзенник председателя. Зовут его Дулат. Года три назад он пришел из армии и поступил в институт. В политехнический.
Учится на инженера.
Каждый человек ждет восхода солнца, а не его захода. Ему хочется, чтобы всегда был день… Свою первую любовь девушки аила ждут с особым чувством. Наблюдая за жизнью взрослых, они рано начинают познавать, какое наслаждение приносят лунные ночи у берега реки, на джайлоо, где травы пахнут мёдом. Все это они знают, но прячут в себе, хранят, как сокровенную тайну. Девушка ждет своего любимого, она верит, что рано или поздно он появится, появится такой, каким ей рисовался, и она заранее готовит свое приданое — шьёт одеяло из звездного неба, занавеси из радуги, вышивает войлочный ковер розовыми нитями восхода. Девушка смотрит на дорогу и ждет — вот вдалеке покажется всадник.
Торайым при всем своем мальчишестве всё же была мечтательной девушкой. И она тайно — может, сама того не ведая — ждала свое счастье в образе волшебного молодого всадника. Иначе почему же там, на озере, у неё внезапно ёкнуло сердце и стало биться совсем не так, как билось раньше?
А утром какая-то непонятная властная сила накинула на неё лучшее платье — шёлковое, с цветами майского луга — и повела на улицу, к дому, в котором жила Урия.
И, видно, сама судьба стояла на пути. Из калитки вышла Урия. Она была возбуждена, глаза блестели.
Она словно знала, что дочь мельника будет проходить мимо дома, и вышла её встречать.
— Торайым, заходи к нам, — сказала она оживлённо. — У нас радость… Приехал гость.
И Торайым, к удивлению Урии, не говоря ни слова, без обычных каверзных шуток пошла за ней.
